Генри Каттнер - Этот мир-мой! [Авт. сборник]

Постояв немного в полной тишине, Рафт продолжил обход. Таинственные глаза непрерывно таращились на него, и наконец ему удалось разглядеть небольшую фигуру, полулежавшую на какой-то бесформенной массе. Он заметил плавную линию щеки и облако волос, казалось, расплывающихся в воздухе.

Рафт остановился и стал ждать.

Он чувствовал, что это не тот человек, который сражался и смеялся во дворе. Разница была велика, даже в физическом смысле. В темноте Дарум преобразился; перемену трудно было определить, и вместе с тем она не вызывала сомнений.

— Садись, — приказал король по-индейски. Даже голос его звучал иначе: он был бесстрастен, словно музыка, доносящаяся издалека.

Пошарив вокруг себя, Рафт нашел кушетку и опустился на подушки. Следившие за ним глаза были чуть-чуть зеленоватыми.

— Послушай… — произнес Дарум и замолк.

У ног короля шевельнулась какая-то тень, ее мягкие очертания выдавали женщину. Существо это окружала аура ужаса, он передался Рафту и наполнил его леденящим холодом. Послышался звук, похожий на человеческий голос — плаксивое вопросительное причитание.

— Иранн интересуется, зачем ты прибыл в Паитити, Крэддок. Ее голос — музыка, и только так она может говорить. Она спрашивает, кто ты. И каков твой мир?

Мягко ласкаемые струны зазвучали снова, в их пении снова почувствовался вопрос.

Рафт наклонился вперед, пытаясь стряхнуть с себя чары музыки, но взгляд короля пригвоздил его к месту.

— Он бог, Иранн. Крэддок был здесь в самом начале, и теперь явился вновь, когда конец уже совсем близок. С тех пор, как глаза его впервые увидели Паитити, родилась новая раса, приближающаяся сейчас к тени, которую Пламя бросает на все живые существа.

Плачущий голос гобоя и флейты рассказывал о сгущающейся тьме, о тучах, собирающихся над страной.

— А ведь есть и другие тени, — прошептал король. — Была когда-то женщина, Иранн, красота которой пылала, как магические огни, способные заколдовать любого мужчину. Огни, способные довести мужчину до безумия, о чем я хорошо знаю сам. Да… знаю сам.

В сердце Рафта постепенно заползал страх. Волнующая, удивительная музыка звучала непрерывно, а в слабом свете смутно виделись прикрытые прозрачной тканью мягкие линии округлых плеч. Сидевшая у ног Дарума Иранн снова и снова касалась тонкими пальцами рыдающих струн.

— А огонь пылал, — мягко продолжал король. — Во всем Паитити не было никого прекраснее этой женщины. Когда она танцевала, самые высокие деревья склонялись перед ней в поклоне, когда улыбалась — камни рушились вниз.

В песне без слов мелькнула гордая нотка. В угрюмой комнате воцарилась вдруг весна, зеленая, озаренная солнечном светом. Звенела сталь, звучал смех, развевались яркие одежды. Музыка перешла в веселый ритмичный танец.

Тяжелый голос короля прервал веселье, и мелодия стихла до едва слышного шепота.

— Нашелся мужчина, полюбивший эту женщину и овладевший ею. А она смеялась, потому что знала вкус могущества так же, как и красоты. Она упивалась мыслью о власти над Паитити. О власти над мужчиной, который был королем.

Песня стала гордой, торжествующей, точеные из слоновой кости руки сверкали.

— А потом ее взгляд привлек мужчина, который не был королем, но она знала, что в ее объятиях любой будет чувствовать себя владыкой вселенной, будет равен богам. И она была права. Если бы даже ее объятия означали смерть, это был бы очень сладкий яд, и любой был бы рад упиться им.

В мелодии теперь звучал иронический смех, пронизанный нотами печали.

— Она была неверна, — сказал король, и его слова падали в неподвижный воздух, тяжелые, как камни. — Эти губы были неверны. Руки Иранн искали другого, и о другом тосковало ее белое тело.

Песня стала почти неслышной.

— Это было давно, очень давно. Больше она не была неверна, и король перестал грустить. Для него танцуют девушки, они молят его о любви, но он не может им ничего дать. Его сердце принадлежит Иранн, прекраснейшей из всех женщин, а она… она теперь тоже любит его.

Нежно, послушно замурлыкал гобой.

— Вот только король безумен, — раздался спокойный, холодный голос, и от этого холода музыка смолкла. — Очень давно пришел красный час, и безумие посетило его. Этот час никогда не пройдет, Иранн, и любовь с безумием навсегда поселились рядом.

Воцарилась долгая тишина, только дрожь водопада сотрясала замок.

— Мы, Иранн и я, часто говорим друг с другом о вещах давно забытых и о тех, которые никогда не уйдут в забытье, — сказал наконец король. — Теперь ее язык — музыка. — Голос его изменился. — Пусть даже умрет Паитити, Иранн не может умереть. По-моему, готовый ответ в твоих руках, Крэддок, но пока я не могу сказать, позволю ли тебе открыть великий секрет. Сначала мы должны поговорить. Есть столько вопросов…

Рафт облизал губы и заговорил впервые с тех пор, как вошел сюда.

— Для начала нужно прояснить одно обстоятельство, — сказал он.

— О чем ты?

— Я не Крэддок. — Две пары глаз внимательно следили за ним. — Я пытался объяснить это твоему солдату, Ванну, но он мне не поверил. Не знаю, какую историю придумал Паррор, но, вероятно, она достаточно убедительна. На самом деле Крэддок находится сейчас в замке Паррора, он его пленник. Я же прибыл, чтобы спасти Дэна Крэддока, и зовут меня Брайан Рафт.

— Я не могу в это поверить.

— А зачем мне лгать? — спросил Рафт. — Что я этим выиграю?

— Тому может быть много причин. Кроме того, Паррор тоже не глуп. Если бы он хотел выиграть время, то вполне мог пойти на хитрость.

— Жанисса, девушка из замка Паррора, знает, кто я.

— Но говорит ли Жанисса правду? — с сомнением заметил Дарум. — Ее душа, как ветер, она постоянно меняется. Расскажи мне свою историю. Может, это ложь, а может, и нет. Как бы то ни было, я послушаю.

Рафт начал, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя красноватое свечение вызывало у него странную нервозность. Когда он закончил, пылающие глаза Дарума были полузакрыты.

— Уходи, — приказал король.

Рафт заколебался, и глубокий голос прозвучал снова, на этот раз более властно.

— Я сказал уходи. Позже мы поговорим еще, а сейчас я должен обдумать твой рассказ.

Рафт встал. Съежившаяся у ног Дарума фигура заиграла экзотическую и мучительную мелодию. Ласковую, нежную и невероятно печальную.

Король внимательно смотрел на мужчину.

Спотыкаясь в темноте, Рафт прошел через комнату, его лицо коснулось бархата занавеси… Отогнув складки материи, он вышел. Позади вспыхнул свет, музыка поднялась почти до крика, и Рафт оглянулся.